Кстати, многие по инерции считают, что Джеймс Олдридж, по рассказу которого был написан сценарий - американец. Но он английский писатель с австралийскими корнями. Хотя, конечно, всякий взрослый советский человек сразу же считывал в этом фильме привычную идеологическую канву с критикой звериной гримасы американского капитализма, где каждый сам за себя и никому ни до кого нет дела. Об этом и главная песня этого фильма. О ней отдельный разговор. Почему эта песня так врезается в сознание? А она действительно врезается, и очень сильно. Об эффекте этой песни отлично написал Михаил Веллер в повести «Мое дело» : «…Ну, и показали нам однажды фильм с невразумительным названием «Последний дюйм». Правда, цветной. Ну, погасло, вспыхнуло, затарахтело, закрутилось. И – сразу. И когда мы услышали срывающийся голос мальчика: «Что он делает?!», и увидели его светлые прищуренные глаза, и его отец ответил с размеренной тяжелой хрипотцой: «Это не каждому по плечу. Здесь все решает последний дюйм», а лицо отца было рубленым, суровым, и севший самолет скапотировал на пробеге и загорелся, и на фоне дыма санитары понесли носилки, и поплыли красные рваные титры, а музыка с пластинки в кофейне выплыла на поверхность звучания, и от этой мелодии холодела душа, – ох мы замолкли. И войны в кино не было, и людей мало, и не происходило ничего, а мы не дышали. И когда заревел прибой, и грянула музыка во всю мощь, и загремел тяжелый бас, и поползло по береговому песку полотенце с тяжелым окровавленным телом – за тоненьким пацаном, делающим невозможное… ощущение передать невозможно. Это мороз по спине, и колкие иголочки в груди и коленях, и спазм в горле, и слезы на глазах, и надежда, и мрачный восторг, и счастье. Слова «катарсис» мы знать не могли. Не знаю, поймете ли вы – что значило: в Советском Союзе за железным занавесом, без телевидения и почти без радио, без любых реклам и в тоталитарной процеженной скудости, все советское и ничего чужого, импортного, капиталистического, непривычного, в этом разреженном пространстве – в кинозале – девятилетнему пацану впервые увидеть «Последний дюйм». Это было откровение, потрясение, суровая трагедия с достойным исходом, зубами вырванным у судьбы.

Эту песню пели мы все. Потом вышла пластинка, и мне ее купили. Музыка Вайнберга, слова Соболя. Бас – солист Киевской филармонии Михаил Рыба, и оркестр их же. Там начинали арфы (!), вступали контрабасы, а от соло рояля по верхам в проигрышах резонировали нервы. Никогда у меня кумиров не было. Ни в чем. Вот только Дэви из «Последнего дюйма» был. Просто я не думал об этом такими словами. Он никогда не признавал своей слабости. Он никогда не признавал поражения. Ничто не могло поколебать его гордость. Он не искал утешений в своем

одиночестве и ненавидел сочувствие. Он был мужественным, он был отчаянным, он был худеньким и миловидным, но находил в себе силы для чего угодно. Он был прекрасен. Он был идеал человека. Да: в те времена для нормального девятилетнего пацана Дэви из «Последнего дюйма» в исполнении московского школьника Славы Муратова, тогда на год-два постарше меня, был идеалом человека. И оставался таковым долго. И в том слое, в том этаже души, в котором человек пребывает вечно девятилетним пацаном, потому что ничто никогда не исчезает, – там этот идеал продолжает жить. И прибой греметь. И песня звучать. И самолет отрывается и дотягивает до полосы. И нет в этом ни грана фальши. Это не каждому по плечу, сынок. Здесь все решает последний дюйм…»Она звучит в тот момент, когда истерзанный акулой, обездвиженный и истекающий кровью Бен Энсли командует сыну "Давай!" и маленький Дэви, как волжский бурлак, начинает тащить его на полотенце к самолёту, изо всех сил упираясь детскими сандалиями в песок.

Пчелка, привет!

Насчет последней картинки. Серы туда накрошишь и получаем небольшой взрыв. Правильно? Но мы пошли еще дальше. Это штанга с трактора. Только мы ее заряжали порохом и свинцом.  Пороха было у нас много из снарядов и патронов, оставшихся после войны. Порох у всех боезапасов был разный. Итальянский не нравился, он был желтый и был с дырочками как порезанные макароны, да и горел медленно. Немецкий и русский хорошо горели, а мадьярские нормально, но чуть хуже. Свинцовые пули и сеточки из старых аккамуляторов  плавили и делали дробь. Некоторые ребята иногда подрывались на снарядах. Крылатые мины (крылатки, мы их так называли) бросали в костер и прятались неподалеку за деревьями. Было весело ). Штангу с трактора или ствол найденной винтовки привязывали к деревянной основе и получался обрез ). Мы ходили из них по бутылкам стрелять. И иногда даже на охоту ходили. Взрослые как-то погнались за нами, когда увидели, что мы из чего-то стреляем, но, разве нас догонишь ). И даже  (вот дураки!) стреляли друг по дружке на дуэлях. А потом со смехом выковыривали дробь  из фуфаек ). После войны тогда прошло каких-нибудь двадцать  - двадцать пять лет.

У нас в армии были связисты, закончившие Тамбовскую учебку связи.

Людмила напомнила юность. Обычно этим делом мы занимались, когда наступала весна. Болт разворачивали, наскребали серу от спичек в гайку. Потом болт заворачивали и кидали в основном сверху  чтобы он ударился о твёрдый грунт, лучше бетон. Получался хлопок, как будто выстрел. Много было всяких приключений. Вот одно из них,  окончил восемь классов, и поступил на работу в ЛИИ г. Жуковский- где сейчас МАКС проходит и одновременно учился в вечерней школе. А всё равно в голове ещё детство было. Где я работал там в основном одна молодёжь работала. В общем решил себе. самопал сделать, по народному поджига. Ну как во времена Пугачёва были. Пруток взял, токарь просверлил отверстие. Теперь надо было загнуть, что бы как пистолет был. Где я работал там всё оборудование на высшем уровне. Отдел где работал, называлось (Опытное Производство).  Спустился вниз в подвал, начал загибать пруток. что бы пистолет получился. Ну ни как не получалось, не загибалось.  Сталь была 30ХГСА, я этому не придал значения. Гляжу мимо мужик идёт, давай я тебе загну сейчас быстро. Всё он мне быстро загнул. Как раз была весна, решил стрелять из него. В общем зарядил порохом, дробь туда затолкал. Один дружок поджигал мне присыпку, но выстрела не получилось. Бог отвёл беду. А к вечеру я на танцы собрался, дай думаю пойду на озеро и стрельну. Пошёл. Сделал новую присыпку и чиркнул. Помню выстрел, очнулся рука и всё лицо в крови. Мой пистолет разорвало, клок металла вырвало в сторону, а меня осколками обдало. Если был бы тот парень который мене чиркал выстрелил пистолет, тогда ему бы точно попало в голову. Я очнулся пошёл домой, потом всё равно поехал на танцы. На танцах, мне один друг говорит слышал выстрел, и свист как будто пуля пролетела. Я выкинул этот пистолет в озеро. Потом я понял, почему так получилось. Этот метал закаливается, мужик пошёл к сварщику, газовой горелкой нагрел. Что бы металл мягкий был и загнул, да наверное в воду сунул что бы остудить. Металл закалился и хрупким сделался, поэтому и разорвало эту поджигу. Это я говорю как э- сварщик.   Вот к чему приводит все эти приключения. Эта память осталась на всю жизнь.  

Алексей, добрый день!

Новость отличная!!!

Алексей, привет!

Спасибо за отличную новость!

Алексей, Спасибо что помог поместить эту новость. 

))) точно!

Володя, привет, так повеяло детством от фоток. Спасибо! Целыми днями на улице пропадали и родители не могли нас загнать домой, чтобы поели.